...Живая душа, человек страдающий -- вот главная святыня Анненского. Главная тема его творчества - утверждение духовной свободы за автором и читателем. Анненский и раньше не раз говорил: мой путь - прежде всего мой, другим его не навязывал, и на абсолютное знание, а тем паче на пророческое проповедничество нисколько не претендовал. "Тихие песни" начинаются эпиграфом:

   Из заветного фиала

   В эти песни пролита,

   Но - увы - не красота

   Только - мука идеала.

   и обращением к поэзии, которой автор хочет "молиться, ее не зная", "искать следов ее сандалий между заносами пустынь". А потом опять в 3-м мучительном сонете:

   Нет, им не суждены краса и просветленье,

   Я повторяю их на память, в полусне.

   Они -- минуты праздного томленья

   Перегоревшего на медленном огне.

   Но я люблю стихи -- и чувства нет святей:

   Так любит только мать и лишь больных детей.

   В "Посмертных стихах" он называет свой стих даже "ничьим":

   Видишь -- он уж тает, канув

   Из серебрянных лучей

   В зыби млечные туманов.

   Не тоскуй: он был ничей.

   А в "Моей тоске" мы читаем:

   Пусть травы сменятся над капищем волненья,

   И восковой в гробу забудется рука,

   Мне кажется, меж вас одно недоуменье

   Все будет жить мое, одна моя тоска.

   Это странная тоска, неведомая женщина, у которой "маленьких детей перевязали, сломали руки им и ослепили их", и вот она целый день качает пустые зыбки, с порочной улыбкою на устах и образком в углу. Что же это значит? Отрицание любви, извращение психики, культ несчастия и неудачи, как самоцели? О нет, читайте внимательнее.

   О, сила любящих и в муке так спокойна,

   У женской нежности завидно много сил.

   Да и при чем бы здесь недоуменья были --

   Любовь ведь светлая, она -- кристалл, эфир...

   Любовь ведь светлая и сил много у нее. Пусть "моя тоска" безлюба, пусть ее мир "отравлен". Мой путь не для всех и вовсе он там не избранный какой-нибудь, а просто мой. Кому дано вместить иное, светлое (заметьте не "больше", не "меньше", а просто "иное") -- пусть вместит и будет счастлив, наверное и на самом деле. Об этом и в "Фамире" мы слышим. Нимфа-мать, одиночество, эгоистический культ музыки -- все эти силы погубили Фамиру, не извне погубили, а по судьбе, поэтому, что вот "такой" вот именно был. Он остался чужд Дионису, но и Аполлону не сумел послужить. Помните, что мэнады пели его матери:

   Боишься -- вуалем

   Закройся -- не станем:

   Мы слабых не жалим,

   Усталых не раним...

   Трагедия матери и сына в том, что они, слабые, возомнили себя сильными и изменили своим путям. А вот иные сильные идут и путь находят и правду творят. Что значу я один, что значим мы все для будущего, когда есть живой его росток -- дети.

   Вы за мною? я готов;

   Нагрешили -- так ответим,

   Нам -- острог, но им -- цветов...

   Солнца, люди, нашим детям!

   В детстве тоньше жизни нить,

   Дни короче в эту пору:

   Не спешите их бранить,

   Но балуйте... без зазору...

   Вот как говорит отходящий, вот к кому он обращается. Живите, любите, радуйтесь. И в статье "О современном лиризме" с какой любовью, с какою безграничной силой восчувствования старается Анненский понять до конца индивидуальность каждого из молодых поэтов и поэтесс! Как щедро их благословляет и как мягко журит за то, что ему кажется немножко опасным (напр., хоть все за то же обращение поэзии в ремесло "стиходелания"). Приятие мира -- вот последнее слово этого вечного отрицателя и бунтаря.

   Что же это значит? Примирился? Покорился? Или просто рисовался раньше? Или так -- да будет противоречие? Тайна в одном -- в признании за каждым личного пути при глубоком сомнении в общих нормах, сочетающемся с тоскою по ним и с верою в путь к ним -- живое вчувствование в реальное многообразие индивидуальностей. И тут свет луны опять сходится со светом солнца, как то бывает на радостной заре утра.

   И еще одно имя хочется вспомнить. Имя, начинающее русскую поэзию и вечно к себе возвращающее -- имя Пушкина. Ведь это он в "Вакхической песне" провозгласил мир между Дионисом и Аполлоном.

   Что смолкнул веселия глас?

   Раздайтесь вакхальны припевы!

   Те припевы, что властно звучат в "Фамире".

   Да здравствуют нежные девы

   И юные жены, любившие нас!

   Да, да здравствуют, "любовь -- ведь светлая". А дальше что: разгул, надрыв? Так нет же!

   Да здравствуют Музы, да здравствует Разум!

   Ты, солнце святое, гори!

   Музам, Разуму, солнцу искусства и мудрости светлой эллинской служил Иннокентий Федорович Анненский. И не побоялся "опошленных" слов, слов духовного освобождения.

   Да здравствует солнце, да скроется тьма!